«Идею введения оплаты мощности надо красиво похоронить в архиве»

Тема введения оплаты сетевых резервов оказалась одной из самых болезненных для энергосообщества в последнее время. Минэнерго и основной бенефициар проекта – госхолдинг «Россети», запускающий программу цифровизации стоимостью 1,3 трлн рублей, активно продвигают реформу, заявляя, что это приведёт к более справедливому перераспределению финансовой нагрузки по содержанию электросетей между потребителями. Крупнейшие потребители придерживаются прямо противоположного мнения: осенью письма в правительство с призывом отказаться от введения платы за сетевой резерв направили Ассоциация чёрной металлургии «Русская сталь», главы крупнейших нефтяных и химических компаний, алюминщики и группа «ГАЗ» Олега Дерипаски. Почему потребители продолжают считать, что перераспределение ничего не даст, даже после нескольких корректировок проекта в недрах Кабмина, поговорили с директором ассоциации «Сообщество потребителей энергии» Василием Киселёвым.

– В начале марта глава Департамента развития электроэнергетики Минэнерго Павел Сниккарс рассказал в интервью «Перетоку» о ключевых параметрах новой системы оплаты сетевых резервов, которую власти планируют запустить с 2020 года. Инициатива, которая призвана покрыть расходы сетевых компаний, прежде всего структур «Россетей», на содержание неиспользуемых ЛЭП и подстанций, вызвала бурную дискуссию в энергосообществе. Среди основных противников оплаты сетевых резервов было и «Сообщество потребителей энергии», которое Вы возглавляете. Как потребители оцениваюте новый вариант, предлагаемый Минэнерго?

– Первое, что я хотел бы отметить: Минэнерго впервые публично высказало свои аргументы в защиту этого дискуссионного проекта. Я бы отнёс это в заслугу лично Павлу Николаевичу Сниккарсу. На фоне последних изменений в стиле работы органов власти, когда подготовка нормативки по электроэнергетике становится всё более закрытым процессом, это достойно уважения. Эта открытость показывает, что нас хотя бы частично начали слышать, мы поднимаем эти вопросы уже на протяжении пяти лет обсуждения темы оплаты сетевых резервов. В частности, это касается дискуссии по предприятиям жизнеобеспечения (резервирование сетей для ЖКХ. – Прим. ред.), блок-станциям, потребителям повышенной категории надёжности и т. д.

Вместе с тем в заявлениях Минэнерго постоянно проскальзывает мысль, что потребители только критикуют и ничего не предлагают взамен. Судя по этим репликам, главное из того, о чём мы говорим, регуляторы слышать не хотят. Обновлённые версии проекта меняются только в незначительных частных деталях, а главное состоит в том, что сам по себе этот проект оплаты сетевых резервов не имеет под собой ни технологических, ни экономических оснований.

Из пояснений Минэнерго получается, что, выполнив договор техприсоединения с записанной в нём максимальной мощностью, сеть всегда – утром, днём и ночью – постоянно поддерживает эту величину максимальной мощности в сети, в трансформаторной и линейной частях. На практике нельзя представлять себе ситуацию, когда все потребители одновременно нуждаются в максимальной присоединённой мощности. Сетевая организация вправе, и она это делает, что называется, оптимизировать загрузку, использовать совмещение и «уплотнение» нагрузок исходя из устоявшихся фактических режимов – никакие «резервы» других потребителей её в этом не ограничивают. Понятно, что одновременно все потребители не загружают сетевой комплекс по максимуму, и логично, что оптимизация происходит. Система сейчас вполне справляется с этой задачей, но это именно системная работа. Если вдруг в какой-то момент времени все потребители страны захотят одновременно потребить свою максимальную мощность, у нас случится коллапс. Логичный вывод, что физически этого резерва, максимальной, суммированной по всем абонентам мощности в системе не существует. Таким образом, максимальная мощность – это исключительно «бумажная» величина договора о техприсоединении, которая характеризует пропускную способность сети на последнем участке, непосредственно примыкающем к потребителю. Энергосистема устроена гораздо сложнее и разумнее, чем её пытаются представить в проекте об оплате «сетевого резерва».

– Но «Россети» заявляют о значительных объёмах неоплачиваемых сетевых резервов. Как, по Вашему мнению, можно объективно определить наличие или отсутствие такого резерва?

Поясню на примере. Допустим, у потребителя условно есть подключение или вход в систему на 10 МВт, но расходы на содержание всей системы зависят не от этого. Параметры системы определяются общей системной архитектурой, нагрузками, транзитными перетоками, резервным кольцеванием и т. д. И эта топология и суммарная мощность не имеют линейной зависимости от мощности потребителя, а расходы не пропорциональны тому, сколько мощности он потребляет – весь объём или только часть. И деньги в сетевой тариф собираются не исходя из максимальной мощности присоединения, а по устоявшимся фактическим нагрузкам, на основе анализа потребления прошлых лет. То есть вся сетевая мощность полностью оплачивается, никаких выпадающих доходов у сетей в связи с этим нет и быть не может.

Кроме этого, следует учитывать, что не потребитель принимает решение, как выстраивать систему, и поэтому полностью возлагать на него всю ответственность за стоимость её содержания неправильно.

Приведу ещё один пример. Недавно прошло общественное обсуждение результатов технологического ценового аудита некоторых проектов МОЭСК. В ходе реконструкции два трансформатора по 200 МВА заменяются на два по 250 МВА и ещё два – по 100 МВА. После реконструкции получается 700 МВА. Перед запуском проекта были вопросы: зачем вам такая мощность? После завершения работ и запуска оборудования стало понятно, что расчёты были правильными. Два трансформатора по 100 МВА нужны конечным потребителям, а два трансформатора по 250 МВА – для системного транзита с уровня 220 кВ на 110 кВ, и они загружены на 70%. В теории получается, что прямые потребители, присоединённые к трансформаторам по 100 МВА, должны оплачивать 700 МВА, которые никак не связаны с их заявленной мощностью. Но это системное требование, обеспечивающее перетоки, и потребители должны его оплачивать. Здесь мы возвращаемся к вопросу топологии сети и к тому, что состав сетки не определяется исключительно потребностями конкретного потребителя.

Ещё раз повторю, когда Минэнерго считает объём резерва как сумму трансформаторной мощности в регионе минус сумма фактического потребления, это некорректно. Из расчёта полностью выпадают мощности, зарезервированные на системных центрах питания, в частности под системные перетоки.

Будучи членом комитета по инвестициям при Совете директоров ФСК, я предлагал официально запросить у «Системного оператора» понятную методику определения конкретного объёма резервов, приходящихся на каждого потребителя, и расчёта расходов на его содержание. «Системный оператор» отвечает, что понимать резерв как мощность по документам о техприсоединении минус фактическое потребление категорически неправильно. Нужно для каждой подстанции проводить схемно-режимный расчёт для нормальной, ремонтной, аварийной и другой ситуации. И расчёты надо повторять каждые полгода для каждого потребителя по каждой подстанции. ФСК для этого потребуется нанять 150 человек, которые будут заниматься этой работой только для того, чтобы понять, есть ли резерв в системе и сколько его приходится на каждого конкретного потребителя в данный период. Поэтому наше принципиальное возражение против идеи оплаты сетевых резервов состоит в том, что мощности, которая якобы существует в резерве и не оплачивается, физически не существует. Для иллюстрации этого несоответствия приведу цифры. Прирост установленной мощности в сети в 2009–2014 годах оказался в 1,5 раза меньше объёма мощности, проданного потребителям по договорам техприсоединения. Так, прирост установленной мощности всех подстанций МРСК 0,4–10/220 кВ в этот период составил 36,15 тыс. МВА, а мощность, «проданная» МРСК потребителям по исполненным договорам техприсоединения (то есть по актам о ТП), составила 50–55 тыс. МВА. При этом за последние годы этот разрыв только усилился. Если пересчитать гигаватты, в которых фиксируется максимальная мощность в актах ТП, в величины полной мощности (ГВА), то по годовым отчётам МРСК за 2013-2017 годы по актам на ТП «максимальная мощность» присоединённых потребителей фактически в три раза выше тех 25 ГВА, на которые за этот же период выросла трансформаторная мощность МРСК. Другими словами, с помощью этого проекта нам хотят продавать воздух, а это некорректно и неправильно. Поэтому мы и говорим: «Ребята, эту идею надо красиво похоронить в архиве».

– В чём суть «экономических» предпосылок для «архивирования» проекта?

– Суммарно вся сеть заявляет необходимую валовую выручку на содержание всего имущества, не выделяя резервов. Оценка расходов производится пообъектно: есть подстанции, сети, другие элементы. Потребители оплачивают заявленную величину, по сути – вскладчину, пропорционально фактически оказанной услуге, что, на наш взгляд, более-менее справедливо. При этом распределение расходов для всех потребителей усредняется, поскольку никто не может сказать, какое конкретно оборудование работало для обеспечения конкретного потребителя в системе – это некое логическое основание для принципа «котлового» тарифообразования. Сетевой комплекс не способен сказать, что конкретная подстанция загружена на 25%, поэтому четверть трансформатора деньги получает, а три четверти – нет. Котловой тариф рассчитан, все расходы сетевого комплекса оплачиваются потребителями в полном объёме. Ни одного рубля выпадающих доходов из-за того, что потребитель что-то недопотребил, у сетей нет. Вопрос, что сетям не хватает денег, что им надо побольше на какие-то другие цели – никакого отношения к резервам не имеет. Ни о каком недофинансировании из-за недозагрузки речи быть не может.

– Вы также критикуете предложение Минэнерго, согласно которому потребителям, не использующим более 40% максимальной мощности, предлагается добровольно «отключаться», то есть снижать объём максимальной подключённой мощности, что позволит избежать платы за резервы.

– Это третий аргумент – если представить, что проект реализован, плата введена и потребители готовы отказаться от избытков. Но у предприятия есть ЛЭП, ведущая к нему, а потребителю нужна только половина её пропускной способности – как он откажется от другой половины ЛЭП? Нам технически непонятен механизм оптимизации: на бумаге резерв может быть, но кто будет определять, открыт центр питания для новых подключений или закрыт? Например, если центр питания закрыт из-за транзитных перетоков, то отказ потребителя от избыточной мощности всё равно не позволит подключить новых абонентов, физически резерв отсутствует и его невозможно никому передать.

Получается, что для снижения тарифа при отказе потребителя от избытков нужно физическое исключение этих объектов из объёма обслуживаемого оборудования и, соответственно, котла. То есть демонтаж линий, трансформаторов и иного оборудования, что в реальности, естественно, происходить не будет. Отказавшись от избытков, потребитель через увеличение тарифа будет платить столько же, необходимый финансовый котёл останется тем же – клиент лишь потеряет возможность нарастить потребление в случае необходимости, ему снова нужно будет проходить процедуру техприсоединения и вновь платить за мощность, которая могла быть построена ещё в советское время и, естественно, уже полностью оплачена.

– Но, по сути, это как раз и есть тот момент, о котором говорят в Минэнерго: потребители держат избыточную, ненужную мощность, не хотят за неё платить и не позволяют сетевикам перераспределять резервы в пользу нуждающихся в дополнительном питании?

– Действительно, есть случаи, когда у предприятий «перезаказаны» мощности. Но чаще всего это делается с учётом перспективного развития, которое, как правило, идет поэтапно. Они делают общую заявку на присоединение, а не оформляют отдельное подключение на каждом этапе. Тут больше вопрос времени. Если у потребителя совершенно точно в длительной перспективе нет необходимости в большом объёме присоединённой мощности, конечно, он от неё откажется.

– А какой стимул у такого потребителя к добровольному отказу?

– Вопрос стимула в данном случае вторичен. Сети распоряжаются объёмом сетевой мощности на питающем центре самостоятельно, невзирая на объём заказанного потребителями резерва. Даже если потребителя простимулируют к отказу, распоряжаться этой мощностью не будет никакой возможности, потому что сети уже перепродали эту мощность другим потребителям. Сети определяют резерв мощности на подстанции согласно фактическим замерам и перепродают её, если видят, что фактическая нагрузка отсутствует на протяжении длительного времени. То есть мощности, от которой тебя стимулируют отказаться, в реальности уже нет. Это право сетей самостоятельного распоряжения мощностью предусмотрено пунктом 33 Правил технологического присоединения и реализовано во внутренних документах «Россетей», по которым при расчёте свободных мощностей на питающих центрах объём резервов максимальной мощности уже подключённых потребителей не учитывается.

Мы как потребители заинтересованы в снижении своих расходов на оплату услуг по передаче энергии. Сейчас у нас сетевой тариф – это половина конечной цены. Это в 1,5 раза больше, чем у ближайших зарубежных «конкурентов». И такую затратность нельзя объяснить «перезаявками» потребителей. Две трети техприсоединений осуществляется по типу «сеть – сеть», где нет конечного потребителя. И вот разбираться с качеством проектирования и развития энергосистемы – это то, чем надо реально заниматься, а не тратить время на лукавую тему оплаты резерва сетевых мощностей потребителями.

– Вы полагаете, что дополнительные резервы «Россети» могли бы изыскать «внутри», не обременяя потребителей?

– Мы настаиваем на резком повышении качества инвестиционного проектирования в системе «Россетей»: здесь мы теряем гораздо больше, чем Минэнерго рассчитывает сэкономить при перераспределении какого-то мифического резерва сетевой мощности. Справедливости ради надо отметить, что министерство занялось проблемой качества перспективного планирования и проектирования в сетевом комплексе. Но делается это чрезвычайно медленно. В «Россетях» наметились положительные сдвиги, стала внедряться система управления производственными активами; от бумажного, бухгалтерского подхода к износу компания переходит к управлению по фактическому техсостоянию оборудования. Но и здесь всё делается чрезвычайно медленно. Базовую проблему мы видим в мотивации самих «Россетей». Они до сих пор экономически заинтересованы наращивать стоимость активов в своём управлении. Это даёт базу инвестированного капитала и позволяет наращивать тариф; открывает большие возможности для бумажного сокращения издержек, повышения производительности труда. Но это подход, ориентирующий компанию как можно больше тратить без привязки к реальной экономике.

Два примера. С 2008 года в Москве реализована масштабная программа реконструкции подстанции ФСК на 500 кВ, их мощность увеличена на 5,5 тыс. МВА. В 2014 году мы в составе Экспертного совета при Правительстве Российской Федерации пытались найти проекты, обосновывающие подобный рост. Общими усилиями ФСК и МОЭСК смогли предъявить перспективные потребности на 318 МВА в горизонте 10 лет. На программу было потрачено более 100 млрд рублей. Заявок потребителей нет, как и самого спроса. 
Второй яркий пример. Глава «Россетей» Павел Ливинский на встрече с президентом Владимиром Путиным пригласил того на пуск подстанции 220 кВ «Порт» в Тамани. Я бы очень хотел, чтобы президент действительно туда съездил и реально спросил со всех участников процесса. Построили подстанцию на 432 МВА: два трансформатора по 200 МВА и два – по 16 МВА. Заявка оформлялась бюджетной организацией Минтранса; на подстанцию и на семь небольших линий по 110 кВ потратили около 7 млрд рублей – «Россети» выделяли кредит «Кубаньэнерго» под эти цели. Около 90 МВт мощности зарезервировано под электротягу для железной дороги в Крым – она по графику потребуется в конце 2021 года. Вторая крупная часть – непосредственно порт: под него выделено ещё около 90 МВт. Решение о строительстве порта до сих пор не принято: порта нет – подстанция «Порт» есть. В итоге загружено только 10 МВт – столько «Автодор» просил на освещение автодороги. Имеем подстанцию на 432 МВА – загружено 10 МВА, с перспективой прибавить ещё 100 МВА в 2022 году. Вспоминаем про кредит «Россетей» – его надо возвращать, потребители «Кубаньэнерго» оплатят фактически неработающую подстанцию с процентами через тариф на передачу в течение нескольких следующих лет. Мы результаты аудита этого проекта рассматривали ранее, и ещё в 2016 году говорили: «Ребята, надо жёстко увязывать сроки стройки и этапы с готовностью потребителей». По-хорошему, сейчас должны бы работать два трансформатора по 16 МВА и обслуживать имеющиеся потребности, а к 2022 году надо было ставить трансформатор для железной дороги и ждать ввода порта. Это разумно и позволило бы сэкономить значительные средства.

– Крупные потребители при ухудшении финансовых условий на рынке традиционно угрожают властям уходом в собственную генерацию. Проект Минэнерго не предусматривает никаких льгот при оплате резервов, которые держатся на случай выбытия промгенерации. Как Вы оцениваете эту норму?

– Блок-станции промпредприятий этим проектом предлагается просто закошмарить. Не берётся во внимание, что большинство блок-станций построено на действующих предприятиях металлургии, нефтяными и газовыми компаниями, не только для обеспечения собственных нужд, но и для решения экологических вопросов, на которых настаивает правительство. Промгенерация снижает нагрузку на экологию, одновременно повышая конкурентоспособность продукции благодаря минимизации затрат. С 2008 года мы ввели примерно 10 ГВт новых мощностей без всяких ДПМ и иной допнагрузки на рынок. Потребители сами построили за свои деньги, избавив рынок от более дорогого строительства новой генерации в рамках ЕЭС, за которую пришлось бы платить всем. И теперь нам говорят: «Нет, это очень плохо». Хотя для системы хорошо: это дополнительная генерация, дополнительная надёжность без общественных затрат. Здесь сети также не содержат резервов по максимальной присоединённой мощности, работают по фактической. В такой ситуации сетевикам и сейчас никто не мешает оптимизировать схемы нагрузки.

Понятно, что Павел Николаевич (Сниккарс. – Прим. ред.) сейчас пытается заверить, что сбор денег за резерв с одних потребителей позволит снизить нагрузку на других потребителей, у которых фактическое потребление близко к максимальной мощности при техприсоединении. Но я на 200% уверен, что далее вдруг всплывёт, например, суперприоритетная тема цифровизации и к порядку расчёта тарифов добавят, что снижение будет происходить «за минусом выпадающих доходов или обоснованных расходов, связанных с цифровизацией». И всё – все попытки экономии и построения справедливой системы на этом и закончатся. В этом мы усматриваем сермяжную правду проекта – поиск дополнительных нетарифных источников для финансирования проектов в сетевом комплексе в условиях стагнации полезного отпуска. Поэтому мы и предлагаем Минэнерго: «Коллеги давайте не будем заниматься бумажным проектированием для дополнительных поборов, а займёмся реальными проблемами в сетевом комплексе, которые влекут необоснованные расходы на десятки миллиардов рублей». Перераспределение ничего не даст, оно не создаёт условий для оптимизации сетевого комплекса. И реальных денег при этом никто не увидит: всегда найдутся приоритетные направления, по которым сетевой комплекс будет оставлять деньги не на время тарифного цикла, а навсегда. Поэтому мы против этого проекта.

Переток.ру 15.03.2019